Октомерон. Путешествие по Андалусии - Наталия Шимонова

– Славное имя! – воскликнула незнакомка звонким как серебряный колокольчик голосом. – И мне оно знакомо, как знакомо любому севильянцу, если он благороден в происхождении.

Услышав этот сладостный звон, дон Диего преисполнился упований, что дама, находящаяся пред ним, молода и прекрасна, как и её голос.

– Могу ли я узнать, как зовут вас, и чем могу я быть вам полезен? – вопросил дон Диего.

Незнакомка глубоко вздохнула, опустила голову и ответствовала:

– Ах, добрый дон Диего! Повесть моя печальна и, боюсь, что рассказав её вам, я поставлю вас в такое положение, при котором вы решите, что если станете помогать мне, то честь ваша будет задета.

– Ничто не может остановить меня, если помощь моя потребна даме, милая донья, – сказал дон Диего. – Доверьтесь мне и вы узнаете, как можно положиться на моё слово!

Незнакомка вздохнула ещё раз и ответила:

– Сеньор! Взгляните на моё лицо! – воскликнула незнакомка в порыве чувств и тут же пылко подняла мантилью и открыла своё лицо.

Дон Диего замер, поражённой юной красотою, открывшейся пред ним в лучах лунного света: матовая кожа с дивным румянцем, тёмные брови и ресницы, жемчужные зубы, пышные чёрные локоны – всё дышало здоровьем, молодостью и прелестью.

– Сеньор, хороша ли я?

– Вы дивны, как свежее утро, прекрасная незнакомка!

– А между тем, мне негде приклонить головы. Никто не желает дать мне приюта. С тех пор, как бесчувственная родня прогнала меня из дому из-за того, что я отказалась выходить замуж за избранного мне кабальеро, я не знаю покоя. И вот теперь я решилась покончить всё разом и окончить свои мучения в Гвадалквивире!

– Прекрасная сеньорита! Более всего желал бы я избавить вас от этой беды! – воскликнул испуганный кабальеро, протянув руки к незнакомке.

– Говорите, говорите, сеньор! Всякое ваше слово будет услышано с радостью и благодарностью, благородный дон Диего! – при этих словах, юная красавица скромно протянула дрожащую ручку и доверчиво оперлась ею на протянутую к ней правую длань сеньора.

Ободренный этим, дон Диего промолвил:

– Взгляните на меня, добрая донья! Всякий в Севилье знает меня, как блестящего кабальеро! Если вы не боитесь, то позвольте мне предложить вам приют!

– О, сеньор! Вы услаждаете мой слух своими речами! Но пристойно ли мне – девице – принять ваше предложение? Чем станете вы радовать меня, когда мы окажемся с вами так близко?

Дон Диего приосанился и, крепко сжав протянутую ему ручку, положил левую длань на эфес своей шпаги.

– Сеньорита, манера моя такова, что ни деве, ни даме не приходится скучать или жаловаться на невнимательность и пренебрежение, когда рядом с нею я. Вам не стоит бояться ничего со мною! Шпага моя не успевает прятаться в ножны, коли позволите сказать мне прямо, если того потребует удовольствие прекрасной доньи.

Незнакомка кокетливо рассмеялась и, опустив мантилью на своё лицо, ответствовала:

– Мне приятны такие речи. Молодой, красивый кавалер, чьи способности так превосходны, имеет право быть благосклонно услышан. Я, пожалуй, пойду с вами в ваш дом!

– Но как ваше имя, моя добрая красавица?

– Меня зовут Инесой, мой лукавый сеньор.

С этими словами незнакомка оперлась на руку дона Диего и он, взявши её премило под руку, с превеликой осторожностью повёл донью Инесу по тёмным улицам, аккуратно предупреждая каждый её шаг и следя, чтобы она не споткнулась и не угодила изящной ножкою в яму. Так дошли они до дома дона Диего, что располагался на углу улицы святого Иакова Компостельского. С величайшей предупредительностью вошёл дон Диего внутрь и ввёл туда красавицу.

Там встретил их Лука и воскликнул:

– Вот те на! Где ж вы были, хозяин? И кто это с вами? Э-э… Да это дамочка! Ага! Вот так номер! Вы подцепили красотку!

Говоря все это, достойный слуга то взмахивал руками, то хлопал ими себя по ляжкам, то приседал, то вертелся, одним словом, исполнял все то, что пристойно исполнить всякому слуге благородного кабальеро.

– Заткнись, болван, – воскликнул в ответ хозяин. – Эта славная сеньорита по имени донья Инеса теперь станет тут жить и будет зваться твоею хозяйкою! Скажи-ка, всё ли в порядке в моей опочивальне? Пристойно ли сеньорите моей войти в неё? Ничто не оскорбит там её взора?

– Что за притча! – воскликнул верный Лука. – Ушёл холостяком, а вернулся как будто женатым! Что же до вашего вопроса, то в опочивальне всё, как надобно и как вы велели. К тому же готов и ужин. Он хотя и простыл, но вполне съедобен, сеньор!

– Не хотите ли вы подкрепиться, дражайшая донья Инеса? – нежнейшим голосом обратился дон Диего к своей спутнице.

– Я так устала, мой дорогой друг, – ответила она, – что хочу немедля пойти в спальню.

– Позвольте же мне проводить вас, – обрадовано ответил дон Диего и с этими словами стал указывать ей дорогу.

Войдя в спальню, донья Инеса глубоко вздохнула. Дон Диего с восхищением посмотрел на неё.

– Есть ли тут зеркало, друг мой? – спросила его донья Инесса.

– Вот оно!

Упоённый дон Диего указал ей на большое в полстены серебряное зерцало, пред которым стоял столик из орехового дерева весьма тонкой работы с туалетным прибором (кувшином и тазом), а также резное деревянное кресло.

Донья Инеса подошла к зеркалу и опустилась в кресло. Дон Диего приготовился любоваться своей гостьей. Она же, откинув мантилью, сняла её вовсе, а затем, повернувшись, сказала ему:

– Мой добрый сеньор! Ложись, и вели своему слуге разоблачить тебя.

– Сколь сладостны твои слова, моя красавица! – ответил дон Диего, а затем крикнул. – Эй, Лука! Ступай сюда, болван!

– Чего прикажете, сеньор? – спросил его слуга, просунув голову в дверь.

– Поди, сними с меня сапоги, камзол и штаны! Я хочу улечься!

– Это пожалуйста, – с охотою ответил Лука и, войдя, тут же покрякивая стянул один за другим сапоги со своего сеньора, прибрал его штаны и камзол и, оставив в одной рубахе, позволил ему укладываться на постель самому. Донья Инесса с улыбкою смотрела на него.

– Вели теперь слуге уйти, друг мой – сказала она.

– Вон пойди, скотина! – послушно и мирно приказал Луке хозяин.

– Как нужен – так поди сюда, а как надоел – так иди вон, – пробормотал Лука, удаляясь.

Донья Инесса посмотрела на дона Диего и сказала:

– То ли эта рубашка так плотна, то ли я мало нравлюсь тебе, дон Диего, но я не вижу твоей шпаги, которой ты так хвалился! В порядке ли она?

Покраснев, дон Диего проговорил:

– Не беспокойся, моя пташечка, с нею всё в порядке. Но не разденешься ли ты и не ляжешь ли рядом со мной? Быть может, моей шпаге не хватает только вида ножен, чтобы вступить в бой?

– Я думаю, не обманул ли ты меня, сеньор, своею похвальбою? Но ты прав, мне стоит для начала раздеться.

Донья Инеса сняла перчатки. Потом, глядя в зеркало, провела руками по волосам, и дон Диего с изумлением увидел, как половина локонов его прекрасной гостьи оказалась в её руках и легка на столик. Затем донья умылась, и краски спали с её лица. Оно оказалось увядшим и бледным, на лбу и щеках проступили морщины и, право слово, донья Инеса стала старше на добрых два десятка лет против прежнего! Потом она провела по глазам, и глаза её лишились ресниц и бровей, а ресницы и брови легли на столик близ локонов. Затем красавица его достала изо рта зубы и положила их рядом с остальным. После того сеньора сбросила с себя платье и, встав, повернулась к дону Диего и улыбнулась своим беззубым ртом.

– Господь Вседержитель! – завопил кабальеро, подскочив на постели. – Этого не может быть! А!.. Ааа…! Спасите меня! Кто ты?

– Я уже сказала тебе, что меня зовут донья Инесса, и вся Севилья знала меня последних лет пятнадцать, как красотку-Инесу. Скажу, однако, что красоткою я была не более семи годов от того дня, как начала известный промысел. Тогда ни один кабальеро не уходил от меня с печалью или тяжестью на сердце или в кошельке. Потом лет пять я была уже не так хороша, чтобы соблазнять каждого, кто смотрит на меня, а довольствовалась малым и была скромна. Последние три года я скитаюсь от дома до дома. Ты видишь, что красота моя увяла, но всё же я не так бесполезна для тебя, дон Диего, ибо слыхала, что ни одна дама не могла добиться от тебя того, чего я неизменно добивалась у каждого кабальеро, ложившегося со мной. И я знаю, что ты зря хвалился предо мною.

– Оставь меня, страшилище! – упрямо воскликнул дон Диего, подпрыгнув на постели. – Я не желаю слушать тебя!!!

– Да отчего же? Взгляни, если ты сам не рад видеть меня, то кое-кто рад и даже очень.

Тут дон Диего почувствовал в своём положении некоторую перемену, которой не чувствовал уж очень давно. Эта перемена так воодушевила и обрадовала его, что он тут же перестал ругаться и произнёс дрожащим голосом:

– Пожалуй, я не стану прогонять тебя пока, старуха. Ты даже можешь подойти ко мне, если хочешь.